Навсегда - Страница 55

Он умоляюще кладет руку на ее плечо, тихонько, неуверенно поглаживает и шепчет:

— Не нужно тебе, я просто умоляю… Мы все сами сделаем…

Аляна тихонько усмехается и своими мягкими губами целует шершавую щеку отца.

— Ну да, да, не волнуйся только. А теперь иди помой руки.

Глава третья

Фиолетовые сумерки над чахлым заболоченным лесом. Все кругом бело: земля, ветки деревьев, плечи и шапки двух людей, сидящих под деревом. Вверху тяжелое мутное небо и снег, снег…

Ляонас и Станкус засветло пробрались на болото и давно уже сидят, прижавшись друг к другу, на больших квадратных жестянках с горючим, в нескольких шагах от застывшего экскаватора.

— Ей-богу, я домой пойду, — поеживаясь от озноба, захныкал Ляонас. — Наверно, никто и не придет, и мы тут сидим без толку.

— Струсил, пастушонок, — язвительно заключил Станкус и, стянув рукавицу, негнущимися красными пальцами стал неловко закуривать. — Если будешь так трусить, из тебя никогда не получится крупный государственный преступник.

— А что им стоит поймать нас по следам на снегу? Ничего не стоит!

— Да-а… — задумчиво пуская дым, важно соглашается Станкус. — Если великий сыщик Шерлок Холмс обнаружит отпечаток твоей дырявой подошвы, из которой выглядывает большой палец, мы пропали.

После отчаянной перестрелки нас обезоружат, и, изрыгая клятвы мести, мы будем закованы в наручники. Это точно.

— Брешешь ты все. Какой еще Холмис?.. Нарочно пугаешь, наверно. Сам трусишь не меньше моего, только фасонишь…

— Я трушу? Не знаю… Предпочитаю об этом не раздумывать… Вернемся домой, тогда я подумаю, и, может, выяснится, что я трусил. А сейчас мне совершенно не до того.

Ляонас покосился на приятеля и восхищаясь его самообладанием и злясь на него.

Внезапно оба замолчали, насторожившись, напряженно, с приоткрытыми ртами, прислушиваясь к мягкому поскрипыванию чьих-то шагов на просеке.

— Фф-у… — с облегчением перевел немного погодя дух Станкус, у которого сердце замирало не меньше, чем у Ляонаса. — Это сам мастер. Да еще с дочкой. А ты уж и сдрейфил, пастушонок?

Почти одновременно с другой стороны, из чащи леса, выбежала собака, а следом за ней появился Казенас с мешком на спине. Сзади легко шагал его сын Пятрас. Он что-то насвистывал сквозь зубы и небрежно придерживал на плече четыре саперные лопаты.

— Вот это да, — удивленно подтолкнул товарища Ляонас. — Оказывается, и лесничий с нами, смотри-ка…

— Ну, — сердито буркнул лесничий. — Долго вы будете так стоять, разинув рты? Все равно ни черта не услышите, даже если кто и придет. А вот этот услышит. Он за версту никого не подпустит… Иди сторожи!.. Сторожи, лохматый!.. Вон туда!.. — Казенас сделал знак рукой. Собака внимательно посмотрела ему в лицо, проверяя, правильно ли поняла, и, подозрительно принюхиваясь, крадучись, двинулась по просеке в сторону города.

Жукаускас очистил от снега часть гусеницы экскаватора, постелил мешковину и стал аккуратно раскладывать детали. В руки Станкусу он сунул паяльную лампу.

— На, зажигай поживее, будем прогревать мотор.

— Есть, капитан, — вяло сказал Станкус.

Старый лесничий воткнул в землю лопату и с удовлетворением объявил:

— Ничего. Берет! Поверху корку прихватило, но копать можно. Вот отсюда начинайте!..

В тот момент, когда с гулом запылала паяльная лампа и первые комья земли, отброшенной лопатами, упали на снег, все испытали одинаково тягостное чувство страха: казалось, что они подняли шум на весь лес…

И вот наступила глубокая ночь. Люди работали много часов подряд, и давно уже исчезло это сковывающее, гнетущее чувство.

Луна светила мутно, точно сквозь промасленную бумагу. В ночной тишине с глухим шумом падала выбрасываемая лопатами земля. Слышалось короткое, будто злое дыхание работающих с отчаянной быстротой людей. Гусеницы экскаватора глубоко ушли в болотистую землю. Приходилось рыть траншею с пологим скатом, чтобы машина могла выйти своим ходом.

Ляонас как начал копать в сумерках, так и шел по своему краю. Если бы играла музыка, он, наверное, ни разу не сбился бы с такта.

Пятрас Казенас, — видно было, что он устал, — из самолюбия шел почти вровень с Ляонасом. Старый лесничий тоже, точно двужильный, кидал и кидал, за все время только два раза остановившись, чтоб закурить трубку.

Аляна давно дошла до полного изнеможения, переборола его и теперь копала, чувствуя, что смертельная усталость уже почти ей не мешает.

Жукаускас со своим помощником Станкусом собрали и отогрели двигатель и, светя себе карманным фонариком, ушли ко второму экскаватору, вытащенному немцами.

Траншея была готова. Аляна попробовала распрямиться, но почувствовала, что не может. Опираясь на рукоятку лопаты, она напрягла все силы и медленно разогнулась, борясь с желанием повалиться в снег. Голова плавно кружилась, к горлу подступала тошнота…

Тяжело дыша, прибежал Станкус, весь мокрый, возбужденный. Второй двигатель уже почти готов — всем пора уходить. Когда запустят оба двигателя, треск поднимется такой, что за десять километров слышно будет.

— А отец? — нерешительно спросила Аляна.

— Мы с ним немножко задержимся, — Станкус ободряюще похлопал Аляну по спине. — Вы свое сделали. Теперь мы с мастером поведем наши корабли, откроем кингстоны и уйдем под воду с поднятым флагом, А потом старый леший проведет нас к городу через лес с другой стороны, и все будет в порядке.

Преодолевая тошноту, Аляна отдала кому-то лопату и вместе с Пятрасом и Ляонасом пошла по просеке к городу.