Навсегда - Страница 86

Магдяле давно уже поняла, что он рассказывает про свою жену.

— Да, — сказала она. — Это очень, очень хорошо, что вы успели.

— Благодарю вас… — Старый мастер опять поклонился и нелепо попытался сидя шаркнуть.

Позже Магдяле узнала, что после смерти жены он сделался, что называется, немножко «не в себе» и на похоронах тоже всех благодарил, шаркал и рассказывал, как удачно получилось с уколом.

И вдруг Магдяле с изумлением услышала какое-то скрипучее повизгивание. Придурковатое и безучастное лицо мастера сразу ожило, стало осмысленным, как у проснувшегося человека, и он, закрываясь морщинистыми грязными пальцами, заплакал.

Собака подняла голову и томно заскулила. Ребенок в соседней комнате невнятно залопотал.

Магдяле встала и, отвернувшись от старика, сконфуженно шарившего вокруг себя в поисках какой-нибудь тряпочки, которой можно было бы утереть глаза, прошла в спальную комнату.

Обложенный со всех сторон подушками, на постели лежал маленький Степа и, сердито морщась, лопотал с натугой, пытаясь выговорить что-нибудь внятное.

— Он у вас застыл совсем, — взяв в свои руки липкие ладошки ребенка, сурово сказала Магдяле. — Надо плиту затопить сейчас же! Я хоть вымою его немножко.

Старый мастер просто ожил, услышав, что наконец-то кто-то снова начал им командовать, и бросился затапливать.

Когда в холодной печи затрещала, разгораясь, лучина, Магдяле спросила, не было ли писем от Аляны.

— Нет, больше не было, — сокрушенно вздохнул Жукаускас. — Только та открыточка, которую она прислала из Мельме. Она писала, что моет посуду в ресторане у одной доброй женщины. Она тоже не была на похоронах… Мне бы нужно ей написать, правда? Но чернил у меня нету. Ведь карандашом как-то неудобно, правда?

— Я принесу вам чернила, — сказала Магдяле. — Поставьте на огонь побольше воды.

— Можно большой чайник и еще котелок поставить. Довольно будет?

— Хорошо. А на работу вы как же будете ходить? — строго расспрашивала Магдяле.

— На работу?.. Да вот он немножко подрастет, мы с ним вместе будем на велосипеде ездить. Он у нас мастером будет, да… Мы с ним ладим, с маленьким…

Похоже было, что он так и рассчитывал — просидеть дома, пока маленький подрастет.

— Погодите вы со своим велосипедом! — нетерпеливо прикрикнула Магдяле. — Есть у вас в доме какая-нибудь еда?

— Минутку, минутку, — с покорной готовностью отозвался старик и тут же исчез.

Немножко подождав, Магдяле вышла на кухню, посмотреть, в чем там дело.

Ползая на коленях перед шкафчиком, Жукаускас вытаскивал с нижней полки и выставлял в ряд на столе маленькие узкие мешочки с крупой. Два или три были насыпаны доверху, другие уже наполовину пусты, третьи — затянуты шнурочками почти у самого основания — в них оставалось всего несколько пригоршен.

Выстроив в ряд все мешочки — серые, полосатые, а один даже в горошинку, из детского Аляниного платья, — старый мастер выпрямился и не без гордости, точно отдавая отчет, стал пояснять:

— Вот тут у нас пшено… Видите, сколько?.. Муки немножко осталось… Сахару только для маленького… — поглаживая тощий мешочек, старик быстро сглотнул голодную слюну.

— Хорошо, хорошо, я вижу, — отмахнулась Магдяле. — Давайте сюда воду… Я приберу, а завтра зайду снова.

Старик спрятал свои мешочки, нерешительно потоптался на месте и сел, сложив руки на коленях, против огня. Глаза у него постепенно принимали прежнее бессмысленное выражение, потом губы точно сами собой начали шевелиться, и Магдяле испугалась, что вот-вот он снова заговорит про сестру Лилю. Поняв, как с ним надо обращаться, она решительно прикрикнула:

— Давайте-ка сюда еще дров, нужно как следует протопить! Не могу же я купать ребенка в холоде!

Жукаускас вздрогнул, заморгал, точно его пробудили от плохого сна, схватил шапку и вышел во двор.

Глава двадцать третья

В течение нескольких дней, пока приходилось возиться со старым Жукаускасом и Степой, Магдяле кое-как удавалось отвлекаться от своих неотвязных мыслей о муже. Но вот уже все было устроено: мальчика брала к себе на весь день соседка, а мастер снова отпер свою ремонтную будку и впрягся в работу…

И тут прежняя тоска охватила Магдяле с такой силой, что она решилась — будь что будет! — пойти в лес и поговорить с Казенасом.

По дороге она дважды сбилась с пути и уже хотела повернуть обратно, когда послышался радостный лай и из-за кустов, размахивая лохматым султаном хвоста, выскочила собака лесничего.

Собака провела гостью по тропинке прямо на поляну, к сторожке. Казенас стоял на крылечке и, хмурясь, старался разглядеть, кто идет.

Едва Магдяле увидела его хмурое, недовольное лицо, как поняла, что откровенного разговора все равно не получится — из старика не вытянешь слова.

Она, улыбаясь, подошла, поздоровалась и, твердо глядя лесничему в глаза, спокойно солгала:

— Ну вот, меня прислал Пятрас!

Лесничий даже не взглянул в ее сторону. Со злостью ковыряя гвоздем в своей трубке, он промычал что-то вроде «мн-мм»… и уселся на ступеньку крыльца, тем самым не очень деликатно показывая, что приглашать ее в дом не собирается.

Магдяле кротко улыбнулась и присела на ступеньку, с ним рядом.

— Прислал? — язвительно буркнул старик. — Прислал, а? А у самого что? Ноги отнялись?

— Это по поводу того разговора, который у вас с ним был. Помните, когда вы приходили ночью?

— Я-то помню! А вот зачем он тебя путает в это дело, это спроси у моего умного сына.