Навсегда - Страница 79

— Ну, как он? Живой? — спросил Юргис.

— Нет…

— Нет? Что ты говоришь? — Юргис нагнулся, тревожно всматриваясь в лицо лежащего.

— Живой. Только это не он, нет…

Юргис ожесточенно выругался шепотом, вскочил в сани и опять погнал лошадь. С разгона сани стукнулись о пень. Человек перекатился к самому краю, и Аляна едва успела его удержать. Кто бы он ни был, но она не могла допустить, чтобы он вывалился на дорогу. Вцепившись широко раскинутыми руками в борта саней, она прижала его всей тяжестью своего тела и больше не двигалась, с отвращением отодвигая от него лицо, обнимая, оберегая от толчков этого чужого, ненужного…

Глава семнадцатая

После того как избитых и изголодавшихся Стан-куса и Ляонаса выпустили из полиции, их жизнь снова вошла в старую колею: поездка в лес с санками, пилка наворованных дров, долгие часы топтания на рынке…

Промерзшие и усталые, они возвращались к вечеру в свою лачугу на окраине, затапливали маленькую печурку и замерзшими руками распечатывали бутылку с водкой. Станкус нарезал толстыми ломтями хлеб, чистил луковицы, аккуратно бросая кожуру в огонь.

Теперь и Ляонас уже не возражал против того, что почти весь их заработок уходил на водку; он и сам целый день жил в ожидании момента, когда можно будет согреться у печурки и, охмелев, позабыть обо всем…

Печка наконец разогрелась, по комнате пошло тепло. Первый стакан обжег пустые желудки и медленно разливался жаром по всему телу.

— Теперь приступим к медицинским процедурам, — объявил Станкус.

Осторожно смочив водкой кончик своего шерстяного шарфа, он намотал его на кисть, как рукавицу, а Ляонас послушно расстегнул ворот и нагнулся. Несколько минут Станкус добросовестно растирал приятелю больную шею.

— Ну вот, — сказал он, тяжело отдуваясь. — Сеанс окончен. Лучше стало, а?

Ляонас, со стиснутыми зубами терпевший прикосновение к больному месту, кряхтя выпрямился и попробовал повернуть голову.

— Спасибо, вроде как-то посвободнее.

— Ну то-то! Не могу глядеть, как ты ходишь, свернув шею набок, будто искоса приглядываешься к чему-то. Не такое время, чтобы приглядываться, брат.

Он налил в стаканы еще понемногу водки, выпил и, ткнув половинкой луковицы в крупную соль, захрустел, закусывая.

— Приятно чувствовать себя людьми хоть один час в день. Мы с тобой, брат, попали в сумасшедший дом, где буйные выскочили из-за решеток и стали безобразничать и убивать нормальных людей… И только когда я выпью, мне начинает казаться, что все это кончилось: сторожа загнали сумасшедших на места, и те мирно прогуливаются в своих колпачках по дорожкам, а когда им говорят «здравствуйте», шаркают ножкой и вежливо отвечают: «Кукареку!»… И тогда я отдыхаю душой… А утром, когда я просыпаюсь трезвый, оказывается, что сумасшедшие все-таки взяли верх…

— Ни черта они не сумасшедшие! Сволочи! — мрачно сказал Ляонас. — Фашисты и гады. Как они тебе зубы повыбивали? А мне чуть шею не сломали. Хороши сумасшедшие!

Станкус с удовольствием повалился на кровать, задрал ноги на спинку и, прищурив один глаз, внимательно уставился на кончик своего башмака.

— Видишь ли, многоуважаемый пастушонок, если бы на этом свете зло делали только скверные люди, злодеи, то жизнь была бы похожа на прелестный фильм со счастливым концом. Но ведь мы на каждом шагу видим, как вовсе даже не плохие, а порою, быть может, даже добрые люди вынуждены принимать участие в преступлениях и делать зло. Я немало объездил стран и могу тебе сообщить вполне точно: весь мир населен простыми людьми, которые больше всего думают о том, чтобы накормить своих ребятишек, достать им самые лучшие лекарства, купить какой-нибудь шкаф, велосипед или автомобиль, подарить новое пальто жене, а старику отцу преподнести на именины какую-нибудь трубку с русалкой на чубуке, Но эти тихие, симпатичные люди не решают дела.

Ляонас, задумавшись, глядел сквозь дыры прогоревшей железной дверцы на огонь, плясавший в печке.

— Так что же, Гитлер, по-твоему, тоже сумасшедший? — спросил он, немного помолчав. — Однако дела у него идут неплохо.

— А он расчетливый сумасшедший, — тоном беспристрастного ценителя пояснил Станкус. — Соображения у него хватает ровно настолько, чтобы подпалить дом аккуратно со всех концов. Но вот как он выскочит из дома, который поджег, — это ему сообразить не по силам, нет. Башки не хватает!

— Но как же нам-то все-таки жить? — тоскливо спросил Ляонас.

— Там еще осталось в бутылке? Разлей поровну.

Ляонас разлил и вздохнул:

— Это, по-твоему, все, что нам осталось?

— Ей-богу, я и сам не знаю… Похоже, что все.

Ляонас выпил и плаксиво протянул:

— Живем, как свиньи. Даже хуже свиней! Свиньи хоть трезвые ходят…

— Да, — согласился Станкус и, не вставая с постели, потянулся за стаканом. — Мы пропащие люди. Наша беда в том, что однажды мы хлебнули другого воздуха. И вот теперь еще во сто раз труднее лезть в ярмо. Мы уже не годимся для этого, вот беда…

— Да что за беда? Ты же сам говорил, что ему придется из окошка выскакивать.

— Вопрос только — когда? Может, через пять лет, а может, и через десять.

— Так что ж нам-то делать? — с тоской повторил Ляонас.

— В бутылке ничего не осталось?

— Ничего. Все вылакали, — злобно буркнул Ляонас.

— Ну ладно. На часок еще хватит хорошего настроения, а там покурим и спать.

— И все?

— Нет, можно и помечтать… — разнеженно протянул Станкус. — Представь себе…

— Ничего я не желаю представлять! Все я знаю, и все твои мечты мне надоели!.. — затыкая уши, крикнул Ляонас. — Знаю, как ты купишь фиолетовый костюм, и чемодан из крокодиловой кожи, и часы, и мягкую шляпу; как явишься в деревню и подаришь своему старику корову…