Навсегда - Страница 62

Матас свернул к базарной площади и в тот же момент понял, что за ним идут уже двое. Очевидно, дело приближается к концу. Долго ему разгуливать не дадут. Он остановился около трактира, приоткрыл туго поддающуюся дверь и боком протиснулся внутрь.

В низком, полутемном зале трактира стоял пьяный гул, воняло винным перегаром и табачным дымом.

Хозяин поставил перед ним бутылку водки и, придерживая ее рукой, подождал, пока он расплатится. Матас выпил полный стакан и достал из мятой пачки последнюю сигарету.

Дверь отворилась, и волна холодного воздуха с улицы обдала ноги сидящих. По проходу между столиками, отыскивая свободное место, прошли двое.

«За мной», — подумал Матас и не спеша начал наливать водку.

Пришедшие сели по другую сторону прохода, у самой стойки. Матас с удивлением отметил, что это вовсе не шпики. Просто какие-то чернорабочие. Они достали хлеб, заказали соли, бутылку водки и стали нарезать луковицу. Долговязый парень с белыми ресницами покорно усмехнулся, когда его товарищ барственным тоном кутилы делал хозяину этот заказ.

За спиной у Матаса шумно кутила пьяная компания спекулянтов, из Каунаса. Они то шептались, сгрудившись в кучу, то выкрикивали тосты за удачу и процветание частной инициативы и, не договаривая, о какой именно удаче идет речь, разражались хохотом, очень довольные своей хитростью.

Несколько раз они толкнули Матаса, а один из компании, вставая, бесцеремонно оперся на его плечи. Но Матас даже не пошевелился, все время прислушиваясь, не заскрипит ли блок двери.

Те двое, что пили водку, закусывая хлебом с луком, о чем-то пошептались, потом белобрысый парень с бесцветными ресницами откинулся на спинку стула и искоса, будто невзначай, глянул на Матаса узнающим и дружелюбным взглядом.

Матас не спеша отвел глаза в сторону, но успел заметить, что парень как-то особенно энергично, со значением, чокнулся со своим товарищем, точно пили они за чье-то здоровье.

Ну, это уже хуже всего! Мало того, что эти парни его узнали, они, того гляди, еще подсядут и заговорят… Тогда и их сцапают с ним вместе… Надо уходить…

Спекулянты разошлись вовсю и так орали, что не слышно было даже, как отворилась дверь.

Шпик в спортивной шапочке сел у самого входа, беспокойно оглядывая «залу» трактира. Второй, полицейский, присел на кончике стула, как человек, которому сейчас же нужно уйти. Он был в барашковом полушубке, из-под которого виднелись солдатские сапоги.

Приезжие спекулянты загалдели с новой силой и стали чокаться, обливая водкой стол. Один из них, стараясь перекричать остальных, вскочил и пьяно навалился локтем на плечо Матаса.

Матас хладнокровно нацелился и, не оборачиваясь, изо всех сил пнул его под столом ногой, внятно, но тихо сказав при этом:

— Сволочь паршивая!

Никто не понял, что произошло, только спекулянт вдруг издал длинный, протяжный, очень тонкий звук, вбирая в себя воздух, рванул со стола бутылку и взмахнул ею над головой. Матас вскочил, перевернул стул, оттолкнул руку с бутылкой и хватил спекулянта кулаком по подбородку. Автоматически, таким же резким ударом он опрокинул второго пьяницу и вдруг стал выкрикивать пьяные ругательства, опрокидывая ногами стулья и без толку размахивая руками.

Полицейский в меховом полушубке, высунувшись до половины в дверь, заливисто свистел, вызывая патруль.

Шпик в шапочке, размахивая пистолетом и угрожающе крича, кинулся разнимать дерущихся.

Матас безалаберно, по-пьяному гикал, швырял кого-то, стряхивал с себя чьи-то руки и в то же время пристально следил за всем происходящим. Вот вскочили те двое рабочих. Так и есть, дурни, кидаются ему на выручку… А в дверь уже врываются патрульные автоматчики, и разгоряченное розовощекое лицо молодого шпика высунулось из-за чьего-то плеча, и рука тянется, стараясь стукнуть Матаса рукояткой пистолета по голове.

Правая рука Матаса в этот момент освободилась, а розовый, широкий подбородок шпика с ямочкой посредине был прямо у него перед глазами. «Может, это и лишнее, — мелькнуло в голове Матаса, — да уж пусть…» — И, еще продолжая думать, он вложил всю силу и скорость, на какую был способен, в удар — немного снизу, под подбородок. Голова шпика мотнулась и исчезла где-то в свалке. А Матас гаркнул диким голосом:

— Ге-ге-гей!.. Хайль Гитлер!.. — и, обхватив какого-то спекулянта, рухнул вместе с ним на пол, цепко держа его над собою, как прикрытие.

Глава восьмая

За громоздким письменным столом сидел желтолицый лейтенант войск СС. Перед его глазами посреди комнаты стояла табуретка, против которой на высоком штативе была установлена сейчас не включенная сильная лампа с рефлектором.

Было утро, и за широкими окнами виднелись деревья сада, покрытые снегом.

Над головой лейтенанта пестрел бордюр из ярко раскрашенных фигурок: заяц с собачкой играл в мяч, а чуть подальше два ежа держали обруч, в который прыгал поросенок. Потом снова заяц с собачкой, и опять поросенок с ежами, и так вокруг всей комнаты, бывшей некогда гостиной в доме старой барышни, а позднее залой для игр в детском саду.

Лейтенант чиркнул спичку и закурил, но, сделав две затяжки, сморщился и с отвращением ткнул сигарету в пепельницу. Во рту и без того было сухо и горько. Он завтракал второпях, а побриться и вовсе не успел. Озабоченно пощупав колючую щетину под подбородком, он поднял глаза на человека, которого допрашивал полицейский унтер-офицер.

Белобрысый деревенский парень с бесцветными поросячьими ресницами. Простолюдин. На щеке свежие ссадины. Голову держит набок, видно, болит шея, и от этого вид у него еще более жалкий и растерянный.