Навсегда - Страница 5

— Это мой собственный, — нехотя отозвался Степан, обрывая мокрый кончик мундштука. — Обронил вот тут, а папиросы как раз все до одной вышли.

Глава третья

С чемоданом и тяжелым баульчиком в руках, потея в расстегнутом драповом пальто, в фуражке, съехавшей на затылок, Степан долго шагал, спотыкаясь в сумерках, по неровному булыжнику шоссе, отыскивая адрес по бумажке, которую дали в исполкоме.

В переулках, обсаженных деревьями, сквозь листву уже светились кое-где желтые огни в низких окошечках, и по вечерней сырости тянуло особенным домашним дымком. Где-то плаксиво тявкал щенок, и детские голоса смеялись и весело болтали на незнакомом языке.

Наконец на самом краю последнего переулка Степан отыскал на краю пустыря, над оврагом, заросшим лопухами, нужный ему дом.

Маленький сутулый человек отворил дверь и впустил его на кухню. На чисто выскобленном столе горела керосиновая лампа, освещая ярко начищенный медный умывальник и белый бок русской печи, загромоздившей половину комнаты.

Из-за печи вышла хозяйка и, едва поздоровавшись, сразу объявила, насмешливо улыбаясь, что комната у них неважная и потолки низкие, — все ему не понравится и он гораздо лучшее жилье найдет у кого-нибудь в городе. Она распахнула одну из дверей и с иронической торжественностью, высоко подняв лампу над головой, осветила комнатку.

По этому заносчивому жесту, по смущению хозяина, нервно потиравшего руки, Степан безошибочно угадал, что хозяевам очень бы хотелось, чтоб ему понравилось, они боятся, что не понравится, и стесняются, что у них бедно. Поэтому, не успев ничего разглядеть. Степан решительно объявил, что все в порядке, ему очень нравится, и даже почти искренне приплел что-то насчет своего отвращения к просторным помещениям.

Хозяйка недоверчиво поглядела, однако поставила лампу на место и даже слегка пододвинула Степану стул. Тогда хозяин выступил вперед и, радостно пожимая Степану руку, сообщил, что фамилия его Жукаускас и ему очень, очень, очень приятно, что все так хорошо уладилось, и вежливо осведомился, правильны ли слухи, что Степан приехал работать к ним техником по мелиорации. Степан ответил, что слухи эти правильные, и хозяин, желая, видимо, обрадовать Степана, сообщил, что болот тут кругом ужас до чего много, так что работы хватит надолго.

После этого хозяин, застенчиво улыбаясь, усиленно принялся потирать руки, и разговор совсем угас.

— Лучше предложил бы снять пальто и руки помыть. Может быть, человек отдохнуть хочет, — негромко произнесла хозяйка и с треском отщипнула ножом от полена сухую лучину.

— Да, да, конечно, пальто, — заторопился Жукаускас. — Вон тут у нас специально для этого набиты гвоздики. Пожалуйста. А это вот у нас, извините, умывальник… У вас там, наверное, все больше водопровод?

— Ну, смотря где. В городах-то это конечно, — ответил Степан, стаскивая пальто и нацепляя на гвоздь.

— Я думаю, в городах… Например, в Петербурге, то есть в Ленинграде, — и, повернув таким образом, хотя и довольно неуклюже, разговор в нужную ему колею, жадно глядя в глаза Степану, спросил: — А вы там когда-нибудь были?

— Ну как же! Я и учился в ленинградском техникуме, — сказал Степан.

— Вот оно как удачно, — заволновался Жукаускас. — И вы, может быть, за Нарвской заставой бывали? Там такие Триумфальные ворота… возвышаются?

— Возвышаются, — кивнул Степан.

— А завод, Путиловский, действительно… работает и сейчас? Да? А Невский? Там было такое Адмиралтейство и на нем золотой шпиль?

— Все существует, — сказал Степан. — И шпиль. И кораблик на своем месте, на конце иглы. Его даже позолотили недавно.

— Кораблик? — пробормотал упавшим голосом Жукаускас. — Какой же там кораблик?

Видно было, что он сбился, и теперь с испугом смотрел на Степана.

— Ты со своими разговорами не даешь человеку руки помыть, — нетерпеливо повторила хозяйка. — Кораблик!

Степану мыться было не к спеху, а отдыхать и вовсе не хотелось, однако делать было нечего. Он помыл руки, втащил свой чемодан в комнату, прикрыл дверь и, оставшись один, стал глядеть на язычок огня в маленькой лампочке, которую поставили ему на комод.

«Вот к чудакам попал», — подумал он, пожал в недоумении плечами и усмехнулся. Он оглядел все вокруг: постели, комод, стул с высокой спинкой, на которой вырезаны звериные рожи, подоконники, заставленные горшками с цветами и какой-то кудрявой травкой. За окнами ясно и сильно светила луна.

Дунув сверху в стекло, он погасил лампочку, подошел и стал смотреть в окно. Дома и деревья бросали густые черные тени, а среди этих черных теней на открытых местах разливались по земле лужи голубого лунного света.

«Хорошо!» — подумал Степан, с удовольствием потянулся, постоял еще и, не зная, что делать дальше, хотел было снова зажечь лампочку, но вспомнил, что спички остались в пальто на кухне. Осторожно, стараясь не помять постель, он прилег с краю, заложил руки за голову и стал смотреть на тени от веток, беззвучно шевелившиеся на потолке.

Медленно приближаясь издали, женские голоса негромко и стройно пели незнакомую песню, очень хорошую какую-то.

Сто раз видел он тени от луны и слышал пение, но сегодня в нем точно перевернули старую исписанную страницу и открыли новую, совсем чистую, без единой помарки, на которой каждая тончайшая черточка отчетливо видна, — такую он чувствовал душевную ясность и радостную готовность впитывать новые впечатления.

Ему нравилось и то, что песня похожа на русские песни, и то, что она хотя и не русская, а все-таки понятна и трогает за душу.