Матас так хорошо рассказал ей, какой надежный и верный человек хозяин этого хутора, как он взял себе в жены немолодую вдову с ребятами и старухой матерью, как любил этих ребят и как хорошо он примет Аляну, во всем ей поможет… А теперь оставаться здесь было страшнее, чем на кладбище. И Аляна, не оборачиваясь, пошла обратно к дороге…
Под вечер третьего дня, обессилев, она входила в Ланкай.
Она ожидала, что будет волноваться, но не испытывала никакого волнения. Все было неузнаваемо чужое. Это был уже не тот городок, где в ее жизни произошло столько плохого и хорошего. Тот хранился в памяти, и при воспоминании о нем быстрее билось сердце. А сейчас она шла по чужому городу, сама не понимая, почему так хорошо знает расположение всех его переулков и улиц.
Правда, где-то на окраине был домик над обрывом. Там жил ее Степа, родители… Но об этом лучше не думать: туда и близко подходить нельзя — так велел Матас…
Как она ни спешила, но опоздала: почта, куда ей нужно было сразу же зайти, была уже закрыта. Теперь в запасе оставался всего один адрес.
Странно было впервые в жизни отворить калитку и войти во двор дома, мимо которого в детстве она тысячу раз пробегала по дороге в школу.
Она постучала в дверь и, когда ей никто не ответил, нерешительно вошла в темную прихожую. Неужели и здесь она найдет опустевшее жилье? А может быть, чужих людей или даже полицейскую засаду? Она услышала равномерное постукивание корыта и плеск. Пахло мыльной водой. Такой знакомый с детства звук! У Аляны отлегло от сердца, и она постучала в обитую войлоком дверь. Ей ответил женский голос.
Аляна вошла в кухню и увидела полную женщину, стиравшую в корыте, которое равномерно стучало, покачиваясь на двух табуретках.
Женщина равнодушно оглянулась через плечо и спросила, что нужно.
— Чесловас здесь живет? — спросила Аляна.
— В это время он всегда на работе, — сказала женщина.
— Это ваш муж?
— Да, — сказала женщина. — Будешь ждать?
— Если можно.
Женщина показала ей, где повесить полушубок. Аляна разделась и прошла в соседнюю комнату. На широкой постели, застланной стеганным из ситцевых уголков одеялом, возились две маленькие девочки в штанишках и замусоленных лифчиках.
Аляна села в камышовое кресло, раскрашенное под бамбук, и в изнеможении откинулась на спинку. Через минуту она уже крепко спала.
Она проснулась от громких детских голосов и увидела, что прямо ей в лицо смотрит какой-то высокий, худой и очень широкоплечий человек. На руках у него сидели обе девочки и, громко пища, теребили отца за шею и за уши, трепали его светлые, редкие волосы.
— Ну, что тебе? — спросил он, увидев, что Аляна открыла глаза.
Она посмотрела на девочек и ничего не ответила. Тогда Чесловас отнес их обратно на кровать и свалил на подушки. Потом подошел к Аляне и сел рядом с ней на низкий детский стульчик.
— Меня прислал Матас, — вполголоса сказала Аляна. — Ты знаешь такого?
— Он… где? — запинаясь спросил Чесловас. — Ведь там, где он был, его больше нет!..
— Да. Матас на свободе, — сказала Аляна. — Только слабый он еще очень. И он один там. Мне сейчас же нужно к нему вернуться.
— Но все-таки он жив? Да?
— Я же тебе говорю, на свободе. Мы его увезли и спрятали, так получилось, — сказала Аляна и увидела, что Чесловас покраснел от волнения. Он порывисто вскочил со своего детского стульчика, отвернулся, стремительно подошел к кровати и, став на колени, сгреб в охапку обеих девочек и стал их целовать.
Девочки весело завизжали, так громко, что мать выглянула из кухни, чтоб спросить, что там такое у них происходит.
Чесловас не ответил ей.
— Ты мне ребят передавишь, — сказала женщина. — Тут что-то случилось, я вижу! Иди-ка сюда ко мне, на кухню!.. Ну! Оставь их, дурень этакий!
Усмехаясь и отворачивая от Аляны лицо, Чесловас вышел. Минуту в кухне было тихо, затем женщина вошла одна, без мужа. Она приблизилась к Аляне, внимательно ее оглядела с головы до ног.
— Так это ты его увезла?
— Так вышло, — сказала Аляна.
— И долго ты с ним была?
— Мы счет потеряли.
Женщина все еще серьезно, пристально ее разглядывала.
— Такая маленькая! — Губы ее разжались в неожиданно нежной улыбке. Она обняла Аляну, с грубоватой силой притянула к себе и крепко поцеловала прямо в губы.
Утром Чесловас сказал, что Аляне незачем выходить на улицу. А что ей делать дальше, он выяснит, посоветовавшись, с кем надо.
Целый день она спала, ела, грелась около печки, невесело играла с девочками, думая о маленьком Степе, который сейчас где-то рядом, всего за несколько улиц отсюда, может, играет с бабушкой или, может быть, плачет от голода, или лежит в жару больной…
Вечером Чесловас рассказал, что ее мать умерла, отец по-прежнему ездит на велосипеде в свою будку на рынке, а мальчик жив-здоров и его на весь день забирает к себе соседка.
— Ты не огорчайся уж слишком-то! — сказал он Аляне. — Время ведь такое, что немногим выпадает удача умереть своей смертью, на своей постели, без мучений. Очень немногим…
— Мне бы хоть маленького повидать, — сказала Аляна. — Может, когда стемнеет?.. На одну бы хоть минутку!..
— Ты не думай сейчас об этом. Мы посмотрим, что можно будет сделать. К Матасу ты обратно не иди. О нем позаботятся. А тебе лучше всего будет пока пожить где-нибудь на хуторе, неподалеку. Дальше видно будет. Ну, не расстраивайся.
— Да дай ты человеку поплакать, раз ей нужно, — сказала хозяйка. — Оставь ее в покое…