Навсегда - Страница 88

— Жжет? — чутко вслушиваясь, надеясь и боясь ошибиться, переспросила она. — Ты сказал — жжет? Да?

Не отвечая, он продолжал выкрикивать, задыхаясь от долго сдерживаемой, усыпляемой и вдруг вырвавшейся наружу злобы. И хотя слова его сами по себе не имели смысла, были просто бессвязными угрозами и проклятиями фашистам, для Магдяле они были полны значения: нет, несмотря ни на что, он был мужчиной, бойцом, и что-то живое все время тлело в его душе.

Волна прежней нежности плеснула ей живым теплом в сердце, она кинулась к Пятрасу, сжала его руками, прощая все прежнее, и самозабвенно повторяла:

— Я всегда знала!.. Просто с тобой что-то случилось, ты был болен. А теперь ты выздоровел, ты такой, каким я тебя полюбила!

И он, разом утихнув, смотрел в ее восторженно просиявшие глаза и, снова не видя ничего, кроме них, повторял: «Да! Да!..»

— …Мы не погибнем, ты увидишь! В день праздника мы снова выйдем на площадь, как в день нашего венчания!.. Увидишь, увидишь! И тебе не придется прятать глаза перед усталыми солдатами, когда мы рука об руку выйдем им навстречу в день их возвращения!.. — Она, захлебываясь, говорила и говорила и торопливо целовала его, заранее уже преклоняясь перед ним за все опасности, на какие он пойдет, за подвиг, который он совершит.

Глава двадцать четвертая

Каждую субботу в одно и то же время Магдяле ходила в лес к Казенасу, и все напрасно.

Однажды она заметила на крыльце вещицу, которая ее поразила. Это было вырезанное из сосновой коры грубое подобие коровы, с торчащими в стороны палочками ног, прямыми рогами…

Когда она показала игрушку Казенасу, тот без всяких объяснений выхватил ее и сунул в карман, после чего совсем почти перестал с ней разговаривать, только все старался поскорее выпроводить, точно поджидал кого-то, с кем ей не следовало встречаться.

Через неделю Магдяле все-таки снова явилась. На этот раз старик самым небрежным тоном спросил, не сумеет ли Пятрас достать копию приказа о принудительной вербовке литовского населения на работы в Германию. Если это удастся, пускай Магдяле прихватит приказ с собой в воскресенье, когда пойдет с утра гулять в сквер около церкви. К ней подойдет и заговорит человек, который знает ее в лицо.

Магдяле спокойно ответила:

— Хорошо, он достанет. — И ушла.

На другой же день Пятрас, воспользовавшись моментом, когда начальник разговаривал по телефону, чуть не на его глазах сунул в свою папку секретный приказ, хладнокровно закончил доклад, затем в канцелярии, где было полно народу, переписал его от слова до слова, со всеми датами, цифрами и примечаниями.

Вернувшись в кабинет начальника, который уже яростно шарил по ящикам стола, он стал помогать ему и, действительно, нашел пропавшую бумагу среди пачки листиков, случайно упавших на пол.

Он хохотал, рассказывая Магдяле, как удачно все получилось, а она слушала его, холодея от страха.

Утром она сидела в сквере и ждала.

Пожилой железнодорожник с печальным и усталым лицом подошел, подсел рядом с ней на скамейку.

Затем взял со скамейки книжку, куда был заложен приказ, задумчиво погладил ладонью обложку и на прощание сказал:

— Если хотите, приходите сюда в субботу с утра. Посмотрим…

В субботу она пришла. На этот раз ждать пришлось долго, больше двух часов. Проголодавшись, она достала из кармана бутерброд с маслом и неторопливо стала жевать.

Не успев доесть, она увидела в конце аллейки знакомую фигуру железнодорожника. Она бросила недоеденный кусочек хлеба и поспешно вытерла губы.

Железнодорожник подошел и, присев на скамейку, положил рядом с собой книгу, которую прошлый раз унес.

— Там что-нибудь есть? — спросила Магдяле.

— Да нет, — не оборачиваясь, ответил железнодорожник. — Просто я возвращаю вам вашу книжку. Эти ребятишки почему-то больше всего на свете любят масло, — неожиданно сказал он, улыбаясь рассеянной и доброй улыбкой.

Магдяле увидела двух маленьких птичек на дорожке. Они оттащили в сторону брошенный ею кусочек хлеба и суетливо клевали его одновременно с двух сторон…

— Это синички… — пояснил железнодорожник и, продолжая смотреть на птиц, без всяких предисловий сказал: — Ну как, ваш муж не передумал?

— Нет.

— Долго он, однако, раздумывал…

— Я вам клянусь…

— На этот раз дело будет посерьезнее.

— Хорошо, — сказала Магдяле.

Железнодорожник молчал, не то раздумывая, не то дожидаясь, что еще она скажет. И Магдяле чуть слышно произнесла:

— Я вас умоляю, поверьте…

Железнодорожник рассеянно сунул руку в потертый оттопыренный карман своего форменного пальто, вытащил неполную пригоршню конопляного семени и осторожным движением подкинул синичкам, которые уже склевали масло и теперь вертелись во все стороны, высматривая, не выпадет ли на их долю еще чего.

— Хорошо, — сказал железнодорожник. — Так вы ему скажите: пусть приходит сегодня после работы к часовне святого Яна. И пусть войдет в ограду. Я его буду ждать…

Устало поднявшись с места, он пошел по дорожке к выходу из сквера…

В этот же день Пятрас Казенас пришел к часовне святого Яна и вошел в ограду. Это был первый шаг на его пути. Вскоре пришлось сделать второй и третий. Будь он одинок, его, быть может, не раз одолели бы сомнения или даже соблазн отступить в последнюю минуту. Но твердая воля Магдяле, ее вера в него не дали ему ни остановиться, ни задуматься. В эти дни она снова была влюблена в него, преклонялась перед ним; она непоколебимо верила в то, что он не только искупит свою постыдную вину за долгое бездействие, но и совершит то, чего не сумеет никто другой.