Навсегда - Страница 75

— Погляди-ка, — тихо сказала старуха, — вот наша внученька Аляна со своим милым. Разве они не парочка?

— Очень красиво с них сняли, на редкость красиво сняли, совсем как живые стоят, хотя карточка и маленькая… — Старик даже причмокивал, рассматривая, — так ему понравилось.

— Как мы мечтали с тобой, старый, дожить до дня, что у нашей девочки будет хороший, добрый муж и славный ребеночек. Вот ведь дожили все-таки!

— Ты нам эту карточку должна оставить. Нам будет память, и будет на что радостно глянуть перед смертью, а, внученька? И добрый он человек, твой муж? Любил он тебя?

— Любит! — закричала, срываясь, Аляна. — Никто так не любит, как мы друг друга. Да с ума вы сошли, что ли? Спрашиваете, радуетесь! Ведь он в тюрьме сидит! В сто раз хуже, чем в тюрьме, его каждый час убить могут!

Старики испуганно оглянулись.

— Вот… его? — отупело переспросил старик. Ведь для них муж Аляны до сих пор был пустым словом.

Теперь Аляна поняла, что ухватилась за верную нить.

— Слушайте, я вам расскажу, да?

Да, они очень хотели, чтоб она рассказала. Очень даже интересно послушать. И, кроме того, пока она будет рассказывать, авось «успокоится», может, и не станет говорить больше жестоких слов, которые так тяжело слушать.

Не зная, с чего начать, она заговорила без всякой связи, рассказывая о Степе, о своей любви, о море, о сыне…

И старики удивлялись, одобряли, радовались, а когда она рассказала, как ударила Степу, — просто закричали, замахали руками и захохотали от удовольствия…

Когда рассказ кончился, старики опомнились и разом помрачнели, поняв, что произошло: они приняли Степана в свою семью. Теперь у них был близкий, хороший человек — Степан, муж внучки Аляны…

Старик заикнулся было, что лучше бы все это делать с утра, значит, завтра, но тут же махнул рукой и взялся за шапку.

Все вместе они пошли через двор смотреть свинку. Едва дед притронулся к колышку, которым запиралась дверь хлева, как изнутри раздалось нетерпеливое похрюкивание, быстро перешедшее в радостный и нетерпеливый визг. Рослая, округлая свинка месяцев восьми бросилась навстречу и стала тереться о ногу старика.

— Ну, ну, — старик, с усилием нагибаясь, почесывал у нее за ухом, рассеянно осматриваясь и заглядывая в длинное деревянное корыто-кормушку. — Все поела? Ну-ну, разбойница такая, еще хочешь?

Он подобрал с пола выпавшую из кормушки картофелину и бросил ее на место. Свинья, возбужденно хрюкая, полезла носом в корыто, ткнула пятачком, вобрала картофелину в рот и с аппетитом захрупала.

Из-за второй загородки выглядывал маленький любопытный глаз поросенка, старавшегося просунуть рыльце в щель.

— Слава богу, у вас хоть этот поросеночек остается, — с облегчением заметила Аляна.

Старик махнул рукой:

— Э-э, этот? Еще когда он вырастет! — Нагнувшись, он потрепал свинку по окладистой шее, покрытой жесткой щетиной. — Что? Тебе бы еще похрюкать месяцок, а? Да ведь ничего не поделаешь, вот какая напасть!..

— Довольно уж тебе, — слабо выговорила старуха и повела Аляну обратно в избу.

Старик тоже вернулся, долго возился, перебирая какое-то железо в ящике, вместе со старухой вытирал глиняные миски и большой таз…

Потом, волоча ноги и согнувшись, он опять ушел вместе с бабкой во двор.

Прошло много времени, и вдруг в дом донесся отчаянный, вибрирующий, полный силы и возмущения визг, оборвавшийся на самой высокой ноте.

Бабка вернулась с унылым лицом, неся перед собой большую глиняную чашку с дымящейся свиной кровью.

Теперь надо было ждать, пока дед выпотрошит свинью, запряжет лошадь, оденется…

Аляна сидела, сжавшись от напряженного ожидания, и внутри у нее, как все эти дни в минуты вынужденной бездеятельности, стучало: «Скорей!.. Скорей!..»

Глава пятнадцатая

Свиная туша лежала в погребе у мадам Марии. Аляна снова работала по двору и на кухне. Трактир «Под гиацинтом» каждый вечер наполнялся толпой фашистских солдат, и сквозь закрытые ставни гудел аккордеон, доносились пьяные возгласы и глухое звяканье толстых пивных кружек.

Аляна никогда не заглядывала в зал и не видела, что там происходит. К ней в руки шел оттуда непрерывный поток грязных кружек и сальных тарелок, которые нужно было мыть, когда судомойка не в силах была управиться одна.

Фельдшер все еще не получал приказа об отпуске. Свинью он, правда, осмотрел, ощупал, и она ему понравилась. Он даже договорился с мясником о том, как ее коптить. Но отпуска все не было, а без этого он, видимо, не решался идти на рискованное дело.

Выйдя как-то в сумерки за водой, Аляна увидела, что задняя калитка приоткрыта и, придерживая ее рукой, во дворе в нерешительности стоит какой-то незнакомый человек в длинной куртке.

Не отрывая руки от калитки, человек спросил хозяйку, и Аляна показала ему на кухонную дверь.

— А вас не Аляна зовут? — спросил пришедший, не трогаясь с места. — Да? Так вы лучше тихонько вызовите тетю Марию сюда.

Он беззвучно прикрыл калитку и скользнул в тень, избегая яркого лунного света.

От предчувствия чего-то важного и необыкновенного у Аляны забилось сердце. Выронив ведра на снег около насоса, она опрометью бросилась обратно в кухню.

Мадам Мария, кинув на Аляну беглый взгляд, нарочито лениво пропела:

— Ах, боже мой, это, наверное, опять от мясника! — и, накинув теплый платок, неторопливо вышла во двор.

Решительной походкой она направилась прямо к темному углу, где стоял человек, и Аляна с крыльца услышала, как хозяйка сказала вполголоса: